Уильям Гринер (сын) в своей книге «Modern Breech-Loaders Sporting and Military» (1871 г.) написал: «Большое количество ружей центрального огня по-прежнему производятся с пружинными бойками… Пружин следует избегать, насколько это возможно в конструкции огнестрельного оружия, особенно спиральных пружин, которые изготовлены из тонкой стальной проволоки. Сложно получить действительно хорошие спиральные пружины; они слишком мягкие, ломаются и становятся бесполезными в очень короткий промежуток времени. Они легко забиваются маслом и грязью, после чего не работают… Мы видели бойки, застрявшие из-за засорения, вызванного утечкой газов при использовании некачественных патронов, так, что было необходимо использовать инструмент, чтобы задвинуть их обратно. Эти вопросы могут показаться пустяковыми, но они вызывают большое раздражение спортсмена…» Гринер упомянул несколько конструкций, решающих эту проблему. Втягивающийся боёк («Rettractable striker») Альфреда Ланкастера (патент № 1525 от 3.06.1865 года). Устройство Томаса Хорсли (патент №1138 от 17.04.1867 года), в котором наплыв на передней части курка, взаимодействуя с плечом рычага, качающегося на оси в горизонтальной плоскости, заставлял другое плечо выдвигать боёк в момент взвода. «Самодействующий боёк» («self-acting striker») Уильяма Пейпа (патент №2488 от 3.09.1867 года). Свой вариант «самодействующего» бойка Гринер предложил в британском патенте №800 от 7.03.1868 года. В вышеупомянутой книге содержится изображение курка, сцеплённого с длинным бойком посредством винта. Гринер написал, что такую конструкцию применяли производители, не имевшие собственных патентов, в том числе немецкие оружейники. Затвор нашего ружья и оригинальное крепление стволов на цевье принято относить к разновидности системы Лефоше, хотя в действительности за авторство могли бы поспорить несколько человек, в том числе француз Шарль Луи Станислас барон Ортелюп, проживавший некоторое время в Англии и получивший несколько британских патентов. Немцы называли такой затвор «английским».
На прицельной планке ружья имеется надпись «В. Леженъ въ Петербурге(ять)». Она явно не соответствует общему уровню гравировки, и выполнена другой рукой. Вероятно, у Леженов это было в порядке вещей. Я уже упоминал о письме некоего Ф.А. Исупова, заказавшего у них дешёвое ружьё и получившего в результате откровенный хлам бельгийского производства. За две недели между получением ружья из-за границы и его отправкой заказчику на прицельной планке была кое-как сделана надпись «P.I.W.W. Lejeune St.- Petrsbourg».
Посмотрим теперь внимательно на спусковую скобу. Очевидно, что «ВЛ» — перед и «НМП» — после номера выполнены не одновременно с самим номером и окружающей его гравировкой. Думаю, что и не одновременно с надписью на прицельной планке, но, вполне возможно, вместе с этим (снимок ниже) неряшливо врезанным медальоном в верхней части приклада рядом с его пяткой.
Если это — медальон с инициалами владельца, то причём тут 1883 год и № 836? Так не делали, да и стилистика самого медальона говорит о новом времени, а не о середине XIX века.
На основании антапки читается без изысков исполненная надпись «экспедицiи пржевальскаго». Вопрос: почему множественное число, если, согласно рассказу Битюкова, ружьё изготовили перед 4-й экспедицией, после которой оно было подарено? Сомнительно, что антапку, прикрученную «неоружейными» винтами с «неоружейными» шлицами, во-первых, установил производитель, а, во-вторых, именно на этом месте. Она явно находилась ближе к носку приклада, откуда в силу каких-то причин её вывернуло, а это место пришлось ремонтировать (хорошо видно на снимке ниже). Вполне возможно, что надпись на основании антапки была сделана одновременно с медальоном на гребне приклада и надписями вокруг номера на спусковой скобе. Зато следующий медальон сомнений в подлинности не вызывает.
Дарственный медальон и следы ремонта приклада.
«Г.к. Г. Иванов — Г.к. Ф. (фита) Стягову». Расшифровывается эта надпись просто: Георгиевский кавалер Г. Иванов — Георгиевскому кавалеру Ф. Стягову. Тут-то и начинается самое интересное. Весьма вероятно, что это ружьё имеет отношение к члену команды конвоя (а потом её командиру) экспедиций Пржевальского, Козлова и Роборовского, унтер-офицеру 2-го гренадёрского Ростовского полка Гавриилу Ивановичу Иванову (старейший полк русской армии был расквартирован в Москве). Н.М. Пржевальский свою 4 экспедицию в Центральную Азию (1883-1885) описал в книге «От Кяхты на истоки Желтой реки». Приведу некоторые выдержки на интересующую нас тему. «Снаряжение экспедиции в Петербурге…для вооружения экспедиции отпущены были 23 винтовки Бердана и 25 револьверов Смита и Вессона с 15 тыс. патронов для первых и с 4 тыс. для вторых…В Кяхте…Таким образом окончательно сформировался личный состав экспедиционного отряда из 21 человека, а именно: начальник экспедиции; его помощники — поручик В. И. Роборовский и вольноопределяющийся П. К. Козлов; препаратор — младший урядник Пантелей Телешов, уже сопутствовавший мне при третьем путешествии; старший урядник Дондок Иринчинов — спутник всех моих прежних путешествий; новые казаки — Кондратий Хлебников, Никита Максимов, Григорий Соковиков, Бани Дарджеев, Семен Жаркой, Владимир Перевалов и Семен Полуянов; солдаты-гренадеры, привезенные из Москвы — Петр Нефедов, Гавриил Иванов, Павел Блинков, Михаил Бессонов; солдаты, выбранные из линейного батальона в г. Троицкосавске — Алексей Жарников, Григорий Добрынин и Евстафий Родионов; наконец, вольнонаемные — обыватель г. Троицкосавска Михаил Протопопов и таранчинец Абдул Юсупов. Тотчас по выборе новых солдат и казаков приступлено было к ежедневным упражнениям их в стрельбе из берданок и револьверов. Умение хорошо стрелять из тех и других ставилось, помимо всего прочего, непременным условием для окончательного зачисления в экспедиционный отряд.»
Г. Иванов (сидит 2-й слева) среди конвоя 4-й экспедиции Пржевальского.
«Сон мой как рукой сняло. Живо забросил я на плечи свой штуцер Express и вместе с казаком Телешовым отправился к заманчивым зверям. Придя на место, где они были, мы встретили, вместо двух, четырех медведей и, постреляв довольно по ним, убили самца и самку; другой самец, набежавший с испугу прямо на наш бивуак, был убит остававшимся там казаком. Таким образом мы добыли в коллекцию сразу трех редкостных тибетских медведей — Ursus lagomyiarius n. sp. Шерсть у них, несмотря на вторую половину мая, была еще превосходная…Случались и незабвенные для охотника выстрелы: дуплетом из штуцера Express я убил однажды на полтораста шагов большого медведя и такую же медведицу; или таким же дуплетом свалил на двести шагов пару старых аргали…Раскаяние брало меня, что не пошел со штуцером за куку-яманами, но теперь дело это было непоправимо. Однако, на всякий случай, я вложил в свое Пёрде пульные патроны и присел за камень на боковом скате горы…Тогда раз за разом пустил я две пули, рассчитывая, что они найдут виноватых. После этих выстрелов куку-яманы бросились на прежние скалы; двое же остались на месте убитыми наповал…я отпустил несколько человек на охоту; сам отправился с П. К. Козловым на ту же гору, но только за птицами для коллекции; поэтому мы взяли гладкоствольные ружья«. Никаких других упоминаний о штуцерах, ружьях и тд. в отчёте об экспедиции нет.
Подъёмные целики на 100, 150 и 200 аршин.
Сегодня мало кто понимает разницу между дымным (т.е. предназначенным для стрельбы дымным порохом) крупнокалиберным штуцером и дымным экспрессом. Делают их похожими нарезные стволы. Разница заключается в калибре и допустимых давлениях. Самый крупный калибр дымного экспресса составлял (согласно Бутурлину) по полям 0.577 дюйма или 14.66 мм. Высверлить его на 12 или 16 калибр невозможно, если даже не принимать во внимание, что материал ствола — дешёвый дамаск. Вес мог быть от 12.3 до 13.25 русских фунтов или от 5 до 5.4 кг. Дымный штуцер 12 калибра мог весить от 11 до 15 русских фунтов или приблизительно от 4 до 6 килограмм. Стреляли из него круглой пулей весом около 36 гр. или конической весом до почти 55 гр. Высокая точность сохранялась до 200 аршин, а приемлемая до примерно 250. Именно поэтому наше ружьё, а, вернее, бывший штуцер имеет подъёмные целики на 100, 150 и 200 аршин или 71, 107 и 142 метра. Возникает вопрос: мог ли Пржевальский, будучи военным человеком и первоклассным охотником, называть экспрессом (express) дымный штуцер 12 калибра? Вопрос, конечно, риторический и ответ на него — отрицательный. Подспудно возникает ещё один: если Маркевич был уверен, что его нарезной штуцер когда-то принадлежал Пржевальскому, почему он написал : «Знаменитый исследователь центральной Азии Н. М. Пржевальский всегда пользовался пистонным пульно-дробовым ружьем Ланкастера с каналами стволов овальной сверловки, хотя в числе экспедиционного оружия имелись ружья, заряжаемые с казны»? Понятно, что книга В.Е. Маркевича «Охотничье и спортивное оружие» (Полигон. 1995 г.) вышла, когда самого автора уже не было в живых, и редактировали её другие люди, но вопрос от этого не исчезает.
Г.И. Иванов (сидит во 2 ряду, второй справа) с участниками экспедиции Козлова. Снимок из журнала «Разведчик» 1896 г. №311
Повторюсь, у меня нет сомнений относительно дарственного медальона, а, значит, ружьё действительно когда-то принадлежало Георгиевскому кавалеру Г. Иванову. Если вся эта история не выдумана от начала и до конца, то Г. Иванов — это действительно Гавриил Иванович Иванов, спутник Пржевальского и его последователей, уроженец села Залучье Новгородской губернии. Для старшего унтер-офицера (взводного) с максимальным месячным жалованьем в 6 рублей такое ружьё было бы непозволительной роскошью, и, скорее всего, он получил его в подарок. Вопрос: когда и с какой стати? Вернёмся к началу истории. Читаем: «…готовясь к четвертому путешествию в Тибет, в 1883 году Пржевальский заказывает несколько ружей для экспедиции…» Экспедиционное оружие могло оплачиваться казной, из которой на расходы было выделено 43580 рублей. Имея столь серьёзные средства, стал бы руководитель экспедиции тратить собственные? Если нет, то штуцер был казённым, и не мог быть подарен ни при каких обстоятельствах. Умирая, Пржевальский завещал «ланкастер» и «пёрдэ» Роборовскому и Козлову, но это было его личное оружие. В 4-й экспедиции Иванов был простым солдатом из команды конвоя. С какой стати полковник должен дарить рядовому дорогое ружьё после первой совместной экспедиции? Кроме того, ходатайствуя о наградах своим спутникам, Пржевальский выделил старшего урядника Забайкальского казачьего войска Дондока Иринчинова, участника всех 4-х экспедиций, и старшего урядника того же войска Пантелея Телешова, участника 2-х экспедиций. Всем остальным 14 нижним чинам, включая Иванова, а также волонтёру Протопопову были пожалованы одинаковые награды: знаки отличия военного ордена (с 1913 года офиц. название «Георгиевский крест») 4-й степени, по 200 рублей единовременно и шестимесячный отпуск «для отдыха и поправления здоровья». Если штуцер не был подароком Пржевальского, то тогда кого?
Пётр Кузьмич Козлов
Возможный ответ содержится в воспоминаниях П.К. Козлова. «При складе в Цайдаме мной были оставлены, кроме Муравьёва, ещё три человека, на одного из которых — старого, неизменного моего спутника по четырем путешествиям в Центральной Азии, и. д. фельдфебеля отряда экспедиции, Гавриила Иванова — было возложено главенство» («Монголия и Кам», 1899-1901 г.). Иванов, помимо 4-й и прерванной из-за смерти Пржевальского 5-й экспедиции, участвовал вместе с Козловым в экспедиции Певцова (продолжение 5-й), Роборовского и во всех досоветских экспедициях самого Козлова. В 1886 году был награждён бронзовой, а в 1896 году — малой серебряной медалью Русского географического общества. Собираясь в несостоявшуюся из-за войны экспедицию 1914 года, П.К. Козлов планировал навестить своего верного спутника Гавриила Иванова, находившегося уже в весьма почтенном возрасте, чтобы передать специально купленный для него подарок (архив мемориального музея-квартиры П.К.Козлова, ф.1, оп.3, №59). Мог ли этим подарком быть штуцер? Вполне. В 1914 году такой предмет устаревшей конструкции стоил недорого. Сведений о том, что в экспедициях использовался нарезной штуцер, в трудах Козлова нет. В книге «Кам и обратный путь» (2-я книга о Монголо-Тибетской экспедиции 1899-1901 гг) он написал: «Для охоты на тибетских медведей мы употребляли именно трёхлинейные винтовки». Винтовка Мосина в то время была новым оружием русской армии, возможности которого для обороны и охоты участники экспедиции Козлова оценивали очень высоко.
Следующий «артефакт» — медаль, врезанная в затыльник приклада с выгравированной на ней надписью «Ф. (фита) Стяговъ» и «1891». К ней относится та часть истории, где рассказывается об уральском казаке Ф. Стягове и о том, что «в 1891 году он представил эту историческую ценность на международную Московско-Парижскую выставку редкого оружия». Якобы «там ружьё получило высокую оценку и было награждено медалью», вероятно, этой самой. Всё вышесказанное выдумано. Во-первых, никаких выставок редкого оружия в 1891 году не проводилось. В Москве проходила французская художественно-промышленная выставка, в честь которой была выпущена памятная медаль, которой, естественно, никого не награждали. Во-вторых, на выставке не было никакого другого оружия, кроме французского.
Памятная медаль французской художественно-промышленной выставки в Москве. 1891 год.
Кто такой Ф. Стягов? Среди яицких казаков фамилия весьма известная. Выходец из станицы Круглоозёрной Фёдор Васильевич Стягов в 1874 году в составе трёх «ходоков» тайно находился в С.-Петербурге для подачи прошения царю от Уральского казачьего войска по поводу введения нового положения о воинской повинности, вызвавшего волнения казаков по всей стране. Не застав царя в С.-Петербурге, ходоки двинулись за ним в Крым. По пути потеряв одного из товарищей, Фёдор Стягов и Евстафий Гузиков вроде как добрались до Ливадии и вручили прошение кому-то из свиты. По возвращении были подвергнуты суду и получили по 8 лет каторги на заводах. Другие участники волнений были сосланы в Туркестан. В первой партии из 100 репрессированных находились Фадей и Александр Стяговы. Другими словами, Стяговых было много. Выяснить, кто из них был Георгиевский кавалер Ф. Стягов, которому Гавриил Иванов подарил штуцер, не представляется возможным, даже если допустить подлинность той части истории Битюкова, где упоминается казак и его сын, убегавший в 1919 году от красных через Грузию.
В своих экспедициях Пржевальский использовал большое количество разного оружия. За исключением любимого «ланкастера», оно было для него обычным инструментом путешественника. Это же можно сказать о его последователях. Так что же мы тогда имеем в конечном итоге? Окончательного вердикта нет и быть не может. Мне представляется, что наиболее вероятный вариант следующий. Дымный штуцер 12 калибра был изготовлен в Льеже по заказу компании Лежен, в мастерской которой была сделана надпись на прицельной планке. Вполне возможно, что он попал в 4-ю экспедицию Пржевальского в качестве экспедиционного или личного оружия кого-то из участников, например, самого Козлова, который позднее подарил его Гавриилу Иванову. Тот, в свою очередь, подарил ружьё Ф. Стягову, установив на приклад дарственный медальон. Далее ружьё проследовало по цепочке: сын Стягова — грузинский офицер — В.Е. Маркевич — мемориальный музей Пржевальского. Все другие надписи, медальоны и медали появились, скорее всего, после Ф. Стягова и могли служить единственной цели: поднять ценность ружья в глазах потенциального покупателя. Не столь и важно, кто этим занимался. Если ружьё прошло через руки хотя бы только и соратников Пржевальского, оно, вне всякого сомнения, является ценным музейным экспонатом, но…для этого надо поверить в историю, рассказанную Г. Битюковым. Заканчивая свою статью в 1972 году, он написал: «История ружья продолжается». Спустя 44 года то же самое могу сказать и я.